Осень 2004 года в наших краях была удивительно дождлива, как с конца августа зарядило - так и лило, и лило с небушка, грязи - не пройти, не проехать, бедные овцы и коровы - по колено. Лишь на Михайлов день легла настоящая зима. В воскресное утро конца ноября с младшим сыном Ванюшкой спешим на русаков. Уже десятый час (а раньше не выйдешь, пока накормишь, напоишь овец и коров...). Снег свежий, искрится на солнце, лыжи скользят безупречно. По огородам доходим до озера, превращающегося уже в болото, в насмешку зовём «Тихим океаном» или просто «Тихим». По льду, ивняку следов видимо - невидимо. Иду по верху, встаю на возможные лазы, Ванюшка по льду - нет зайцев. Минут сорок потратили, пока не определили, что два зайца здесь лишь жировали всю ночь, а ушли под утро. Берём один след, идём вдоль речки, через шоссейку на огороды к Петровке. Один из огородов, что в котловине, зарос бурьяном. Обхожу его вдоль полусгнившего забора, встаю на бугорке, жестами показываю Ване, что выходного следа нет, русак где-то здесь, подо мной, в бурьяне. Ванюшка прошёл вдоль бурьяна - нет, не выкатывается заяц. Машу рукой, чтобы шёл прямо на меня - он не понимает. Спускаюсь вниз с бугорка... - по бурьяну, под забором, как в трубе, летит «русачина», ломает бурьян, а я-то внизу, слышу, а не вижу. Вымахивает на бугор - беру упреждение, стреляю, скрывается... Вылетает уже метрах в восьмидесяти, на другом бугре. Бежим по следу. Слава богу, ранен, но попробуй-ка добери его, здоровенного да стрелянного... На шоссейке след потеряли, оказывается, русак пробежал по мосту, а лишь потом скинулся направо, в болотце к Барскому колодцу. Ваня - по низинному правому берегу, я - по левому, обрывистому. Поднялся повыше - заяц уже от Барского колодца не спеша бежит по луговине. Опоздал... Вдруг смотрю - три ворона его атакуют, заметался русак, а бежать быстро сил нет, спрятаться - негде... Почти догоняю, вороны отлетели, клочки пуха вдоль следа... Заяц снова к речке скатился. Подхожу к овражку - след вниз. Заглянул с обрыва, а русак уже слева, на бугор из заросшего бурьяном оврага вылетает. Стреляю, но далековато, да и стреляю лишь по касательной.
Дождался отставшего Ваню. Смотрю в бинокль - заяц ковыляет в горы. Поднялись и мы в гору, слышим - выстрел, а потом кто-то кричит. Оказывается это старший мой сын, Саша, хотя и был болен, не утерпел, тоже побежал на охоту, и уже взял русака, а сам ослабел, температура, без лыж по такому снегу идти не может. Ваня привязал на верёвочку зайца, и они потихоньку, вдоль речки Любовки пошли домой. Я - опять в горы. Где он, мой заяц? В это время слышу - опять выстрел, по долине летит русачище! Присел я за горкой, а он, как по заказу, взрыхлив снег, сел ниже меня, встал на задние лапы и сыновей моих высматривает... Тщательно целюсь - бью из левого ствола, крупная дробь взрывает снег вокруг зайца, а он несётся вдоль по противоположному склону горы. Скатываюсь вниз, почти на ходу бью в угон, русачина с ходу исчезает в рыхлом снегу... Задыхаясь лезу на склон, специально повыше, вниз-то зайцы бегут неохотно. Ружьё - на плече, в одной руке - лыжная палка. Вдруг снег как бы взрывается, заяц-подранок как-то боком пробегает несколько метров, катится в овражек, потом вниз, по склону. Стреляю - затихает. Но это не мой утрешний заяц. Нахожу след, оказывается, сыновья уже раньше меня след взяли, идут по нему к колхозным гаражам. Смотрю в бинокль - что-то машут руками. Узнаю, что Саша решил взять подранка самостоятельно, а он попетлял среди сельхозтехники и через дыру в бетонном заборе опять утёк в горы. Иду по следу в сторону Николаевки. Русак добежал до перекрёстка дорог, посидел и пошёл в камыши у бывшего речного пруда. Время уже к позднему обеду, устал - сил нет... С зайцем через плечо иду домой. Пообедали, а подранок-то покоя не даёт. Ранил - добери, это у нас закон. Завожу «Ниву», едем с Ванюшкой снова на охоту. Зимний день короток, уже солнышко в туман садится... Берём след. Ваня - по нижнему краю камышей, я - по верхнему. От Вани след заходит в камыши... Где же запал-то русак? Смотрю, метрах в тридцати след из камышей, всё, ушёл видно русачок в поле... Лежит столб бетонный, около торца натоптано, кровь виднеется, а дальше следа нет! Значит вот он, здесь, в пустотке столба! Стою у отверстия, Ваня стучит снизу по столбу, заяц не выходит. Тогда сын откапывает снег с торца, суёт палки - не выбегает хитрец! Что делать? Ведь степь кругом. Еду домой, цепляю длинную жердь, беру крючок для сена - и опять к столбу с зайцем. Уже почти стемнело, закат алеет. Жердью продвинули зайца до нижнего конца столба, потом крючком потихоньку, задом, подогнал зайца, лёг на снег, схватил за задние ноги... Вот он, живой заяц. Живой-то живой, но какой ценой!
Недельки через две, в воскресенье, приехал брат; уговорила-таки моя жена зарезать мою любимую корову Жданку, старая, мол, стала. А я её не только зарезать, даже думать об этом не могу, столько лет жила у нас, кормила- поила молочком да сметанкой... Сыновья и брат сами справятся, а я взял ружьё, лыжи и бегом со двора! Вышел за околицу, ружьё зарядил, курки ещё не взвёл, а заяц - вот он, под коленом газовой трубы лежал, взметнулся и помчал, аж снег завихрился. Стреляю в угон, попал! И хорошо, видно, зад аж занесло, а крови мало. По задам русак пошёл на круг, в поле, а потом опять к самым огородам; хорошо, что пороша, а то век бы не нашёл след: то собаки натоптали, то лошади... Одна радость - ранен серьёзно, если к жилью идёт. След вывел на ток, крутится меж складов и ЗАВов, а потом - шасть в поле... Опять на круг, опять по задам, почти всегда по своему следу, и - снова к току. Теперь-то я потопал, постучал у входного следа - и бегом на верный лаз, у угла крайнего склада. Да опоздал! Вот он второй след рядом с первым. Смотрю в бинокль - нет в поле зайца, а на изволок я бы его увидел непременно... Иду по следу, бункер от какой-то сельхозтехники валяется. Обхожу - нет выходного следа. Стучу - не выбегает. Встал на колени, заглянул в трубу - нет зайца. Залез сверху, во все щели заглянул - нет его... Ах ты, нечистый дух! Долго елозил вокруг железяки, но всё же высмотрел русачка: выше трубы, на узкой полочке затаился хитрец. Едет на лошади скотник Василий. Позвал на помощь. Сам у трубы наизготовку, Вася ширяет куском трубки во все щели. Заяц задом движется к выходу, я лежу, не дышу... Хвать его за заднюю ногу, а он как даст другой, да когтями! И вырвался... Ладно, придётся стрелять. Снова Василий гремит трубкой по всем щелям, заяц вылетает, да сразу направо, в ноги к Василию, а там уже низинка рядом... Вот и всё, отстрелялся! Время часа два пополудни, а я на третий круг, уже в сторону Петровки, деревни соседней. Троплю своего соперника... У одного из домов стоят люди, кричат, что мол заяц только что пробежал, как будто бы я сам этого не знаю, если по следу иду. Добежал русачок до крайнего двора, присел - и в три прыжка через улицу, чуть не сбив Анатолия Агибалова, а потом - во двор к Нестерычу... Анатолий руками машет, кричит: «Иваныч! Вот он! Вот он! Только что здесь лётом промчался!» Скатился я во двор, а двор весь утоптан машинами и гостями с Севера. Вышел на зады - нет следа. Гараж и сарай открыты, вдруг зашёл и затаился внутри русак? Бывало такое, в собственный двор пригонял я подранка. А дядя, Пётр Маврин, по молодости такой нагоняй получил от жены... Целый день гонял русака-подранка, след привёл во двор, жена бельё полощет. «Марусь, ты зайца у нас во дворе не видела?» Она и понесла: «Весь день прошлялся, да ещё и издеваешься!». Пётр заглянул под крыльцо, а заяц там лежит, смотрит. Отошёл шагов на пять, выстрелил... А Мария на него с мокрой тряпкой, что, мол, палишь, совсем чокнулся! А Пётр смеётся, зайца вытаскивает...
Снова исползал я весь двор, нашёл крапинки крови, по ним - на тропинку, что по задам шла к соседям, потом к другим соседям, и только потом, по снежной целине, след повёл к речке. Из последних сил русак мчал по огородам, падал не раз. Подлетел к обрыву - и с ходу вниз, а там полынья... Всё, пропал след, да и русак, неужто, тоже? Нет следа ни ниже по течению, ни выше, ни на той стороне речушки. Правда, ниже полыньи что-то белеется подо льдом, неужели утонул русак сдуру? Ходил, ходил по обрыву, смотрю - в одном месте снег навис огромным надувом. Отошёл ниже по течению, с поворота взглянул под сугроб - заяц там и лежит. Выстрелил - даже не шевелнулся. Спустился с обрыва кое-как, взял мокрого, грязного зайца, по глине и сам-то чуть не скатился в полынью... Устал смертельно. Ведь за ногу держал живого зайца, а сколько довелось ещё побегать... Добрёл до деревни - оказывается палку лыжную забыл, пошёл назад, к речке, так что к дому добрался чуть не к вечеру.
Но в тот охотничий сезон был у меня ещё один живой заяц в руках. Уже в январе, по насту, в районе исчезающей деревни Грачи гонял я русаков. Обычно своих зайцев, то есть вокруг своего села Троицкого, в январе я уже не трогаю, пусть размножаются... На лыжах подошёл к развалинам, оставшимся от нефтяников. Тихонько обхожу основание бывшей трансформаторной станции, из-под бетонного основания вылетает русак, стреляю, он метнулся вправо, а там столбы металлические торчат рядами. Веду стволами, заяц скорость всё набирает... Стреляю - задняя лапа закрутилась как пропеллер, перебита выше коленного сустава. Русак даёт круг по бугру и уходит вниз, в овраги. Качусь за ним, туда, где сходятся два оврага, не миновать ему этого места! Метров за триста вижу: знакомые три ворона атакуют кого-то. Приближаюсь осторожно, смотрю в бинокль - заяц мой отбивается от них, а потом начинает быстро-быстро закапываться в сугроб. Вороны ходят и заглядывают в дыру, из которой снег летит... Выждал ещё немного, скатился со своего склона прямо на дыру. Слышу - копает вверх. Обратным концом лыжной палки ширяю сквозь снег, заяц пошёл копать уже вглубь. Лыжей копаю вслед за ним, снегу-то по грудь! Всё, выдохся русак. Дотянулся до задних лап, связал верёвочкой, потом вынул и связал передние. Заяц верещит, вороны кружатся, кричат... Дошёл до нефтяников, что скважину ремонтировали, они спрашивают: «Не слышал, что это будто ребёнок кричал в той стороне?» Показываю им живого русака - они и инструмент побросали, рассматривают, расспрашивают...